эффект бабочки |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » эффект бабочки » Эдмон Лестрейндж » свой совет себе посоветуй // июнь 1975
СВОЙ СОВЕТ СЕБЕ ПОСОВЕТУЙ
— Почему ты такой противный?!
— Я твой старший брат, быть противным и бессердечным входит в мои обязанности.
Эдмон и Этьен Лестрейндж | 27 июня 1975 г., поместье Лестрейнджей
Для кого-то окончание школы - это самый счастливое и волнующее событие в жизни. А кому-то оно сулит новую ответственность и новые семейные проблемы. |
Хлопать дверьми в этом доме, кажется, уже плотно вошло у Этьена в привычку. Впрочем, привычка эта была полезна — лучше уж хлопнуть дверью так, чтоб даже толстенные стены задрожали от вложенной силы, чем выразить свой протест, к примеру, парочкой Секо по картинам. В конце концов, Йен не был таким уж разрушителем, напротив — художник, по своей натуре он являлся созидателем. Хотя в этом доме созидать ему откровенно не хотелось. Не тогда, когда отец строит на его счёт свои планы, а старший брат только поддакивает.
— Идиоты, — прошипел Этьен с отчётливым американским акцентом, вошедшим в привычку ещё быстрее, чем хлопанье дверьми. — Дураки конченные, придурки, видеть не хочу!
Орать в окно — полезное дело, но всё же всю накипевшую злобу в крике выместить не удалось. Хотел ударить о стену кулаками, только вот пальцы жалко, всё же он ими работал, творил, негоже так просто ранить рабочий инструмент из-за двух дурацких кровных родственников. Нет, надо всё-таки валить из дома. Непонятно ещё, куда именно, потому что разрывать отношения с семьёй, а потом просить у них деньги на жильё — ну, так себе идея, младший к такому относился всегда презрительно, такое вот двуличие ему совсем не импонировало. А своих денег пока не было совсем, разве что на сигареты. Зато в комнате лежал диплом об оконченном образовании в Шармбаттоне да сертификат об окончании, — с отличием, между прочим! — американской Академии Магического Художества. И что с этими дипломами, собственно, делать без протекции и рекомендательных писем? Нет, конечно, и декан, и преподаватели из Академии наверняка отправили бы Этьену несколько рекомендаций по первой же просьбе, но вот работать, раскрашивая стены под заказ, амбициозному Йену совсем не хотелось. Не для того его вундеркиндом и гением от живописи нарекли, чтобы он свой талант разбазаривал!
Не прячась, Этьен сел на подоконник в коридоре около своей комнаты, ногами наружу, и закурил. Отец-то курит прямо в доме, не таится, значит, и ему можно. Он уже совершеннолетний по всем параметрам. И, тем более, не собирается тут надолго задерживаться.
— Дерьмо... — ругань вместе с дымом вылетела в окно, Йен нервным щелчком пальцы стряхнул пепел, упавший на штанину.
Вопросы "что делать?" и "как быть?" занимали его мысли даже больше, чем различные нелицеприятные эпитеты, направленные в сторону отца и Эдмона. Можно попросить помощи у Бастьена, но совсем не хотелось показывать себя беспомощным и бездарным. Тем более, Себ не виноват в том, что его младшенький рассорился со власть имущей частью семьи до того, как обрёл финансовую независимость. Ладно, в конце концов, есть школьные друзья. Можно квартироваться по недельке у каждого из них, попутно пробивая контакты галерей. Йену всё ещё грело душу воспоминание, когда на улице в Штатах, когда он вышел нарисовать этюд для задания, какой-то мужчина сходу этот самый этюд и купил за полтыщи баксов, с мольберта снял, буквально. Значит, его работы могут продаваться, надо только найти свою аудиторию и галерею, которая не побоится выставить работы новичка...
— Чего тебе? — когда за спиной послышались шаги, Этьен не шевельнулся даже, только чуть повернул голову, чтобы узнать носки ботинок старшего брата. — Вы с отцом чудесным дуэтом мне уже высказали, куда я могу засунуть свои планы, благодарю, но предпочту поберечь свою задницу, тем более, что мои планы слишком велики, чтобы в неё поместиться, — голос младшего Лестрейнджа был холоден и сух, в конце концов, Эдмон никогда не был к нему настолько же добр и близок, как Бастьен, напротив — с удовольствием присоединялся ко нравоучениям отца и, кажется, не воспринимал самого Этьена всерьёз.
Каждый чёртов раз Йен замечал на себе снисходительный взгляд Эда, видел, как тот старается будто бы не смеяться пренебрежительно, а в каждом его слове и жесте прямо-таки читалось двадцатым кеглем написанное "Не капризничай, перерастёшь". Будто бы Этьен начал рисовать чисто назло семье. Будто бы он сам себе этот талант закала в небесной канцелярии при распределении душ по телам. Будто бы он специально и из вредности не хочет заниматься долбанным семейным бизнесом! Врёт и притворяется, чтобы выцыганить кусочек внимания, ага.
— Эд, — Этьен повернулся на подоконнике, вытягивая ноги, и облокотился спиной об оконную раму, неспешно затягиваясь сигаретой, — будь другом — иди к чёрту, к Мордреду, к дьяволу любому, на выбор. Ещё один раунд нравоучений ни к чему не приведёт, но я могу набить тебе лицо и сломать твой идеальный нос, — без угрозы, с простой и спокойной констатацией факта Йен выдохнул дым в сторону старшего брата, кощунственно пачкая стену поместья грязью с подошв ботинок.
На этот день у Эдмона были совершенно иные планы. И в них никаким образом, ни на одно мгновение, ни на долю секунды не входило стать не только невольным свидетелем, но и вынужденным участником очередной драмы семьи Лестрейнджей.
– Ты в своем уме?! Я не позволю тебе заниматься этой ерундой! – гремит отец на все поместье, сопровождая свой гнев активной жестикуляцией, в то время как Эд достает портсигар и закуривает. Но, кажется, в эмоциональном порыве этого никто даже не замечает. Шла тридцатая минута «разговора по душам» между Натаниэлем и Этьеном, все маски были давным-давно сброшены, а от первоначального спокойствия главы семейства не осталось и следа. Но стоит отдать отцу должное, он правда старался не сильно эмоционировать. Хотя бы первые пять минут.
Пока отец и брат «обмениваются мнениями» касательно будущей профессии Этьена, Эдмон сидит в кресле и размышляет над тем, как вообще оказался в этой абсурдной ситуации и что делать дальше. Честно признаться, последнее, чем Эд сейчас хотел заниматься – это воспитанием младшего брата. Их отношения с Этьеном были, пожалуй, самими сложными из всех членов семьи. Когда младший из братьев появился на свет, Эдмону было 12 лет. В этом возрасте у подростков, особенно мальчиков, совершенно другие интересы и увлечения. Если с Себастьеном Эдмон действительно проводил много времени в детстве и, так или иначе, они были близки, то Этьен был невероятно далек. Эд видел брата только на каникулах и то, большую часть свободного от школы времени, он проводил с друзьями. Можно сказать, что никакого участия в жизни младшенького Эдмон не принимал и было бы странно начать воспитывать его сейчас, спустя столько времени.
Поэтому, когда отец попросил Эдмона присоединиться к разговору с Этьеном касательно его будущего в их бизнесе, Эд отнесся к просьбе скептически.
– Это плохая идея, лучше бы этим занялся Себастьен. Он имеет хоть какое-то влияние на Этьена, – да, Эдмон не питал никаких иллюзий относительно своего авторитета и прекрасно знал, что у Этьена и Себастьена доверительные отношения. Это могло бы сработать, но отец был непреклонен в своем желании выяснить будущее младшего сына здесь и сейчас, а не откладывать на пару дней или даже часов. Иногда Натаниэля было невозможно переубедить и Эдмону не оставалось ничего другого, как проследовать за отцом в его кабинет.
От размышлений о семье Эдмона оторвал сильный хлопок дверью. Что ж, это было вполне в духе Этьена. Эд больше бы удивился, если бы младший брат аккуратно придержал за собой дверь. Сколько бы Этьен этого не отрицал – он был похож на их отца, больше, чем сам того хотел. Особенно своей временами излишней эмоциональностью и вспыльчивым нравом. Они оба были как искры, готовые вспыхнуть в любой момент. Эдмону же досталась от отца любовь к лошадям, семейному делу и предпринимательская жилка. Братья считали Эда подхалимом и подлизой, но они не понимали, что наследник Лестрейнджей занимался семейным бизнесом не в угоду отцу, а потому что действительно любил свое дело. И в целом Эдмону легко давались взаимоотношения с Натаниэлем, потому что они были очень похожи. Кроме вспыльчивого характера. Непробиваемое спокойствие и навык мыслить холодно в самых непростых ситуациях достались Эдмону от матери.
– Что этот недоносок о себе возомнил?! Да без меня он ничтожество, – отец закуривает уже шестую сигарету за последние полчаса и гневно жестикулирует – Художник? Слышал? Думал, что эта дурь из него уже выветрилась, – пока отец отвернулся, Эдмон забирает с маленького кофейного столика декоративную фигурку, которую сам же подарил родителям на их годовщину. Отец в порыве гнева был непредсказуем, а такую антикварную вещь было крайне жалко. Эдмону пришлось постараться, чтобы ее раздобыть.
– Я поговорю с ним, – Эд поднимается с кресла, хлопает отца по плечу и выходит за дверь. Жестом подозвав к себе Поля, Эдмон вручает ему эту невероятно ценную для его сердца статуэтку с напутствием вернуть ее на законное место, когда месье Лестрейндж немного успокоится.
– Куда пошел Этьен? – Поль жестом указывает на широкую, устланную дорогим ковром лестницу, ведущую на второй этаж. Эдмон поднимается наверх и до его слуха доносится короткое «Дерьмо». Значит, Эду в коридор направо, в сторону «детских» спален. Спустя пару десятков шагов, Эдмон замечает младшего брата, свесившего ноги в окно и неприлично курящего дешевые маггловские сигареты. От неприятного запаха Эд морщится.
На колкое высказывание брата Эдмон лишь улыбается и облокачивается спиной о стену напротив. Ну конечно, Этьен всегда приписывает старшему брату действия отца, считая, что они всегда заодно. Хотя кроме приветствия, Эдмон за сегодня ни проронил ни слова. Ему просто не дали такую возможность. И вообще – сложно рационально общаться с тем, кто не хочет слушать и просто орет все громче на каждое слово.
– Ой, пожалуйста, давай без этого. Мы оба знаем, что до моего носа тебе не добраться, – хотя замечание брата немного развеселило Эдмона, он не подал виду. И всякое неприличное поведение в виде выдыхания дыма и пачканья стен никак его не задевали. Ничего, Поль отмоет. – Пошли со мной, тут слишком душно.
Эдмон вышел на задний двор, сел в одно из кресел на террасе и вдохнул теплый вечерний воздух.
– Ну что,– Эд снова достает портсигар, берет одну сигарету и протягивает футляр брату. Наверно это не слишком педагогично, но кого это сейчас волнует? В конце концов его младший брат уже был совершеннолетним. – Значит, ты твердо настроен быть художником. И какие у тебя перспективы? Как будешь зарабатывать? – Эдмон выбрал другую стратегию, нежели отец. Хоть Эд и считал, что Этьен устраивает очередной бунт ради бунта, но было интересно послушать. Отец никогда не спрашивал, а только указывал. Это не работало, поэтому Эдмон решил зайти с другой стороны. Возможно, если наладить диалог с братом, его удастся убедить в необходимости заниматься семейным делом. Хотя бы для начала.
– Поль! – меньше, чем через 30 секунд появляется домовой эльф. – Принеси мне пергамент с чернилами, чашку кофе и… огненный виски. Ты что-то будешь, Этьен?
Нельзя назвать Этьена слишком уж наивным. Если честно, Йен вообще наивностью не отличался даже в юные годы, скептически относясь к сказкам о Мерлине, чей дух на Рождество приносит подарки. Но он искренне надеялся, что за два года разлуки отец умерит свой пыл в отношении перевоспитания младшего сына. Как ни крути, они два года, считай, не виделись вовсе, Этьену хотелось верить, что тоска от разлуки заставит papa пересмотреть своё мнение.
Но хер там плавал, как выяснилось. Ей-богу, не успел Йен вернуться в поместье со свеженьким дипломом, как амбиции и планы отца окружили его, точно неподкупная и жестокая стража — пленника тюрьмы! Азкабана, да! Хотя, нет, многоуважаемый папенька, по мнению художника, был даже хуже дементора — те хоть просто вытаскивали из памяти самые худшие моменты жизни, но не оскорбляли, не пытались задавить и заставить жить так, как им хочется.
Ладно, надо просто немного потерпеть, да? Вот скоро отгремит свадьба этого подлизы Эдмона — и всё, можно махать поместью синеньким платочком, закатывать разухабистую пирушку под эгидой "свободе — виват!" и жить своей жизнью. А пока что — ссориться, стоять на своём и, видимо, стараться просто не слушать всё, что отец говорит, а то так недолго и кукушкой поехать, и к Мордреду свихнуться!
Конечно же, зануда-Эд не мог не воспользоваться случаем. Видимо, ему не хватило тех нравоучений, что уже потоком дерьма вылились на Этьена, надо же обязательно добавить! Хотя Этьен и не мог вспомнить, что именно говорил в кабинете отца старший брат, но это и не мудрено — переливы отцовской ругани могли из кого-угодно память вышибить простой активацией защитных механизмов психики.
— Зато я метко швыряю кирпичи, хочешь проверить? — без намёка на угрозу, но достаточно недружелюбно огрызнулся младший на подтрунивание Эдмона. Вот ещё, вымахала шлапа этакая, теперь все, кто нормального роста, для него будто бы хоббиты... - Будто я стану за тобой идти, словно собачка, ага, щаз! — несмотря на пренебрежительное фырканье, Этьен нехотя сполз с подоконника и последовал за братом.
Как ни крути, а внутри него всё ещё не погасла надежда на то, что хоть кто-то из оставшихся здесь домочадцев не растерял свой разум окончательно. Матушка — это ладно, она всегда спокойно относилась к любым заскокам Йена, но всё же влияния на отца особого не имела. Женщина же, чёрт подери эту аристократию с их устаревшими патриархальными взглядами!
— Учти: если и ты будешь на меня давить — я просто уйду, и дави себе на пустоту, сколько влезет, — снова не пригрозил, а просто предупредил Этьен, усаживаясь в поскрипывающее плетёное кресло. — Думаешь подкупить меня этим? — взгляд исподлобья был наполнен подозрениями, но от сигареты младший всё же не отказался, хотя качество магического табака и уступало маггловскому.
Вопросы Эдмона вызвали у художника закат глаз почти что за линию надбровных дуг. Ну да, конечно, сейчас ему скажут, что и планы его — отстой, и сам он ничего не смыслит в стратегии и планировании, и жить надо совсем не так, как он задумал, ага. Конечно, Эд не имел привычки оскорблять Йена словесно, но всё же эта его снисходительность, это пренебрежение "я — старший и мудрый, а ты — младший и глупенький", всё это отлично выводило из себя.
— Да, я твёрдо намерен идти по пути своего предназначения, — в голосе Йена нет ни намёка на братское тепло, на какую-то мягкость, присущую тем, кто говорит с членом своей семьи. — Перспективы прекрасны. Как бы papa ни ругал американскую академию, она — одно из самых престижных учебных заведений в мире живописи. Даже среднего результата в дипломе было бы достаточно для работы иллюстратором в крутом издательстве. У меня же диплом с отличием. Сам подумай, — Этьен подкурил подаренной зажигалкой, откинулся на спину стула, скрестив руки на груди, и угрюмо затянулся. — Отец почему-то считает, что только семейный бизнес дарит счастье, радость, деньги и фей из задницы, — младший нахмурился, в интонациях чётко ощущались не столько злобные, сколько обиженные нотки.
"Заказ", сделанный старшим братом домовому эльфу семьи вызвал у Этьена удивлённую дрожь бровей. Всё же обычно Эдмон вёл себя более официально, уж точно без попивания огневиски в присутствии младших. Может, в кабинете отца они там и нажирались в обнимку, но перед Этьеном Эд вёл себя... Ну, как себя ведут старшие братья, чей возраст не позволяет им даже захотеть иметь какие-то общие интересы с младшими братьями.
— Поль, у нас есть бренди? — без страха спросил Йен у эльфа, и когда тот отрицательно помотал свой лопоухой головой, вздохнул с чёткими нотками разочарования. — Ну ещё бы, конечно... Стакан огневиски тогда. И шоколадку. Пожалуйста, — поспешно добавил он, заметив на себе испытующий взгляд старшего.
В Америке не было такого разделения продуктов питания на магические и маггловские. И художники спокойно пользовались маггловскими красками, кистями, холстами. Честное слово, даже двигающиеся картины после оживляющих чар ничем не отличались от тех, что были нарисованы исконно волшебными красками! Но здесь, в отчем доме, приходилось не привыкать даже заново, а попросту мириться с отсутствием вкусных и разнообразных вещей, потому что "маггловскому не место в этом доме", конечно же, ага, разумеется. Снобы хреновы...
— Скажи, Эдмо-о-он, — с долей издёвки протянул Йен, — знаешь ли ты, сколько стоит картина, нарисованная профессионалом, которым я по уровню навыка могу считаться? Минимум три тысячи франков! Сечёшь? Это минимум! Маленький формат, минимум деталей, средняя светотень, работы на вечер вместе с просушкой лака. В галлеоны сам переведёшь, ты же у нас как бы умный и вообще весь такой гений... Чем не заработок? Но нет же! — Йен эмоционально взмахнул руками и чудом не выбил поднос с напитками из рук появившегося рядом Поля. — Прости, старина... Papa, разумеется, кажется, что если вдруг я буду жить счастливо и заниматься любимым делом, то непременно буду зарабатывать жалкие гроши, и, по итогу, сдохну от голода, к тому же, что ещё хуже, опозорю фамилию!
Клокоча от праведной ярости, Этьен залпом осушил полстакана магического пойла, поморщился от всё же слишком жёсткого привкуса спирта. Он весь был олицетворение бунта против насилия над личностью. Плечи приподняты, лохматые волосы, кажется, ещё сильнее топорщились иголками, брови сведены к переносице, а глаза мечут почти что всамделишные молнии, разве что полировка садового стола под взглядом не плавится!
— Ну и? — без малейшего пиетета спросил младший, кивнув на пергамент. - Зафига тебе этот канцелярский набор, м?
Вы здесь » эффект бабочки » Эдмон Лестрейндж » свой совет себе посоветуй // июнь 1975