эффект бабочки |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » эффект бабочки » Эдмон Лестрейндж » жизнь всегда происходит сейчас // 20.06.1975
жизнь всегда происходит сейчас
Давай попробуем встретиться? Расстаться мы всегда успеем
Ирен Шафик и Эдмон Лестрейндж | 17 мая 1975 г., французский ресторан в Лондоне / 20 июня 1975 г., бар в центре Лондона
История про случайную встречу, которая полностью изменила две жизни |
— Ирен!
Её имя разнеслось по узкому коридору подвала и погасло где-то за поворотом, уткнувшись в тёмную прохладную стену. Девушка, погружения в свои мысли, не сразу поняла, что зовут именно ее, поэтому остановилась лишь пару мгновений спустя, как раз в тот момент, когда звук повторился вновь.
— Ирен, постой...
Шафик обернулась и увидела приближающуюся фигуру Сезаро: он шёл быстро, размашисто, отчего полы его мантии развивались у него за спиной так интенсивно, что кусок шелестящий ткани казался крыльями. Сезаро являлся старшим невыразимцем их комнаты, и вопреки всем предпосылкам профессии был если не словоохотлив, то крайне болтлив. Все коллеги женского пола в тайне сходили по нему с ума: шоколадные упругие кудри волос в купе с почти чёрными глазами без зрачков, смуглая кожа и острые скулы португальца, до которых, казалось, невозможно дотронуться и не пораниться, буквально заставляли нежные девичьи сердца плавиться. Каждый раз, когда Сезаро обращался к ним, те густо краснели, бледнели и мели настоящую чушь, и лишь строгий взгляд главы комнаты приводил их в чувство: специфика работы не позволяла перемещать фокус внимания на такие глупости в ущерб науке. Ирен же всегда, абсолютно всегда, была спокойна и сосредоточена, позволяя себе лишь кроткие улыбки и шутки на тему корреляции красоты Сезаро с его умом. Их общение всегда было немножко "на грани", но ничего в их поведении не выдавало основного секрета — периодически они занимались сексом. Огонь в крови, доставшийся Сезаро от его португальских предков, безудержно привлекал Ирен — она же не каменная, — но никогда не затуманивал её разум, поэтому для их встреч существовали чёткие, структурированные правила. Они никогда не ночевали друг у друга, никогда не обсуждали работу, что логично, и личные жизни. Не строили совместных планов, и, по сути, не были парой в стандартном, человеческом, смысле. Они даже с работы никогда вместе не уходили, не давая никакой возможности главным сплетникам Министерства породить новые слухи. Этих визгливых пташек в жизни девушки и так было предостаточно: обладая притягательной внешностью, исключительными манерами и острым умом, ей прочили романы едва ли не с самим Министром, по праздникам лишь выдвигая предположения о её интимных связях с более мелкими чиновниками. Шафик к этому относилась с философским спокойствием, понимая, что сплетни — неотъемлемая часть любой организации, поэтому частенько их сама и подогревала, таким образом развлекаясь: лишняя обворожительная улыбка, лишний взгляд с поволокой — и всё, завтра уже многие будут говорить об её очередном романе.
Поэтому Сезаро был для неё больше инструментом, чем объектом воздыхания, как бы это отвратительно ни звучало. Её всё устраивало, а что до самого мужчины — Ирен было плевать. Инициатором был он, однажды предложив эту авантюру, а девушка, тщательно взвесив все за и против, не отказалась. То был не самый хороший в её жизни период, она только переехала из теплого, цветущего Парижа в мрачный Лондон, её мучила тоска и тревога, и ей было необходимо переключиться на что-то более приятное и простое. Да и вообще, чем может навредить секс?
Сезаро остановился совсем рядом, так, что Шафик почувствовала прикосновение облака его пряных духов, и ей пришлось сделать шаг назад, сохраняя тем самым дистанцию.
— Ирен, я тут подумал, может, сходим куда-нибудь? Ну надо же как-то отметить моё назначение, в самом деле.. — он смотрел на неё так открыто и так виновато, что Ирен невольно улыбнулась. Все прочили должность главы комнаты ей, но досталась она именно ему. Ей не было обидно, она понимала, что просто не может перескочить с должности научного сотрудника сразу до должности главы, однако, ничто не мешало всем думать иначе. Всё же она выполняла ту работу, на которую не был способен ни предыдущий начальник, ни даже Сезаро.
— Ты можешь сходить с кем-то иным. Например, с Викторией и Элизабет. А если возьмёшь с собой ещё и Питера, который очень неровно дышит к Вики, то станешь для него просто лучшим другом.
Ирен тихо рассмеялась и убрала упавшую на щеку золотистую прядь. За сегодняшний день она так устала, что не чувствовала ни головы, ни ног, и единственное, что ей хотелось — это погрузиться в полную горячей воды ванну. Идти куда-то с Сезаро вдвоём было ещё и очень рисковано, потому что после энного стакана огневиски они бы непременно пошли к нему.
— Нет, всё же я отчасти обязан именно тебе этим повышением. Ты помогла мне разобраться в новой теории, и именно ты...
— Не стоит, Сез, — девушка подняла тонкую ладонь, тихо звякнув браслетом с множеством подвесок на запястье. — Ладно, — добавила она через минуту раздумий и молчания, — Пошли. Но место выбираю я.
Мужчина, завороженный её ответом и последующей улыбкой Ирен, пожал плечами и, дождавшись, когда женская фигура в мантии скроется за углом, двинулся следом.
— Тебе здесь нравится? — спросил Сезаро, с любопытством разглядывая заведение изнутри.
Ирен была здесь частым гостем — ещё бы, единственное французское кафе на весь квартал без итальянской пиццы в меню. Такое богохульство было в этом городе сплошь и рядом, и заставляло сдержанную Ирен просто вскипать от негодования. Это заведение было далековато и от Министерства, и от её квартиры, зато полностью удовлетворяло запросам истосковавшейся по родине души, по крайней мере, круассаны здесь были ни чуть не уже тех, что подавали в пекарне напротив сада Тюильри.
— Да, это мой уютный мир в неуютном Лондоне, — Ирен, до этого укладывающая мантию на спинке стула, выпрямилась и поправила воротник белоснежной блузки. Легкомысленные кружева на стойке воротника повторялись на манжетах и придавали Ирен совсем юный вид, особенно сейчас, когда министерская мантия покоилась за спиной на стуле, а на щеках разыгрался нежно-розовый румянец. Несмотря на наличие рядом Сезаро и пошедшие под хвост низзлу планы, Ирен наслаждалась мягким, летним вечером и сожалела только о том, что у этого заведения нет веранды, иначе бы вкусные запахи французской еды перемешались с запахами цветущих роз неподалёку и совсем бы свели её с ума.
- Я совсем ничего не понимаю в этой кухне, — Сезаро теребил уголок меню, и Ирен поймала себя на мысли, что впервые видит его смущенным. Было пока не ясно, нравится ли ей этот вид или нет. — Поможешь мне с выбором? А хотя, закажи на свой вкус, а я пока отлучусь.. — и с этими словами мужчина встал и, помедлив несколько мгновений, удалился в сторону уборных.
Ирен медленно приподняла меню и опустила в него взгляд. Из четырёх салатов и шести горячих блюд выбрать что-то конкретное можно было быстро и без труда, и дело тут скорее всего было в другом: ему нравилась помощь Ирен. Он привык решать всё не сам, полностью доверяясь уму этой красивой женщины. Ирен глубоко вздохнула и потерла висок, отпустила бланк меню на стол и упёрлась локтями в него, уложив голову на сложенные в замочек ладони. Есть не хотелось, но и окончательно портить вечер — тоже. И пока официант к ней не торопился, а Сезаро где-то пропал, Шафик устремила свой взгляд в проём окна.
17 мая 1975 г.
Лондон
– Она настоящая красотка! – Луи разве что не присвистнул – в ней есть все, что ты так любишь, Эд.
– Ты прав, – Эдмон проводил объект восхищения своего помощника взглядом и довольно хмыкнул. – полагаю, она мне обойдется дороже, чем я планировал сегодня потратить. Но, с другой стороны, когда меня это останавливало?
Как говорится, то было правдой, ибо Эдмон обожал окружать себя красивыми и, желательно, уникальными вещами. Младшие братья бы назвали Эда «нюхлером, тянущим в дом любую побрякушку», но самому Эдмону было приятно и, в некоторой степени, горделиво считать себя коллекционером. Ведь он не просто скупал все, что плохо лежит и ярко блестит. Он подходил к подобным покупкам со всей ответственностью и в его доме не было ни одного предмета, приобретенного в эмоциональном порыве. Наоборот, как истинный коллекционер, Эдмон с особой тщательностью подходил к делу и, как следствие, помнил все детали и все обстоятельства, при которых та или иная вещь появилась в его коллекции, и знал наизусть историю каждого предмета.
Тоже самое относилось и к более раннему увлечению Лестрейнджа – лошадям. Красивых кобыл и жеребцов много, но Эдмона интересовали лишь те, кто показывал лучшие результаты или те, кто подавал большие надежды. Все зависело от обстоятельств – нужны ли достижения сейчас или можно было подождать. Ведь лепить чемпионов из молодой крови было не менее увлекательно, чем получать прибыль «здесь и сейчас», но бизнес не всегда готов ждать.
– Понравилась Изабелла? Она правда хороша, – на горизонте появился старый знакомый Эдмона, Кеннет Барлоу, который заведовал большей частью конных соревнований в Англии. Они пожали друг другу руки и Лестрейндж снова облокотился на перила, ограждающие площадку для соревнований по выездке.
В этот солнечный, что было удивительно для обычно угрюмого серого Лондона, день проходили международные соревнования по конкуру и выездке среди волшебных лошадей. Жизнь на стадионе бурлила: ржание лошадей, которых готовили к выходу, одобрительные крики наездников и вопли воодушевлённой толпы – все это создавало непередаваемую атмосферу драйва и волнения. Эдмон обожал подобные мероприятия и, частенько, уходил после них без несколько сотен тысяч галлеонов, но с довольной улыбкой и радостным настроением.
– Не спорю, хорошая кобыла, но на сегодня у меня другие планы. Мне нужен жеребец для клуба, подходящий для разведения. Под номерами три и пять вроде были не плохи. Обсудим, если никто меня еще не опередил? – Кеннет понимающе кивнул и жестом пригласил Эдмона и Луи следовать за собой.
В просторном кабинете, который ожидаемо был выдержан в традиционном английском стиле, они провели некоторое время за детальным обсуждением сделки и за парой–другой стаканов хорошего дорогого огневиски. С Кеннетом они были знакомы уже больше десяти лет и он был удивительным, по мнению Лестрейнджа, человеком. Эдмон не знал никого другого, кто так бы хорошо разбирался в лошадях и умел находить среди них не огранённые алмазы по всему свету. Именно Кеннет пару лет назад дал наводку на Эвер – кобылу изабелловой масти, в которую Эдмон он влюбился с первого взгляда и в тот же день забрал в свою личную коллекцию. И в целом, положа руку на сердце, Кеннет был единственным близким человеком для Эдмона, единственным другом.
Для наследника Лестрейнджей общение с людьми никогда не было проблемой, скорее это было неотъемлемой частью его работы, рутиной – если хотите. Было важно знакомиться с «правильными» людьми и поддерживать с ними отношения, это положительно влияло на семейный бизнес. Но, честно признаться, для большего у Эдмона не было ни сил, ни времени, ни желания. Все как с браком. И дружба, и семейная жизнь требовали тех ресурсов, которых у Эда не было, поэтому в категории «лучшие друзья» значился один лишь Кеннет Барлоу. Общие увлечения и одинаковое отсутствие свободного времени делало их подходящими друг для друга.
– Как всегда, с тобой приятно иметь дело. Так, я предлагаю закрепить это прекрасное приобретение и пойти в ресторан! – по Кеннету было видно, что он остался крайне доволен собой. Но и Эдмон был не в обиде, только что купив прекрасно жеребца для разведения за сумму меньше, чем планировал изначально – Мне советовали ресторан французской кухни, говорят, все французы едят именно там. Пойдем, я угощаю!
Менее чем через двадцать минут они прибыли к месту назначения, попутно слушая рассказы Кеннета о достопримечательностях столицы Англии. Сам ресторан занимал часть ничем не примечательного здания, на фасаде которого висела небольшая вывеска на французском, намекавшая посетителям заведения на содержимое меню.
Компания из трех молодых людей расположилась за столиком в дальнем углу ресторана. Эдмону досталось место с видом на зал, большое панорамное окно, выходящее на улицу, и входную дверь, над которой висел небольшой колокольчик, оповещающий о приходе новых гостей. Надо сказать, что кухня в этом заведении Эдмону действительно понравилась. Если не считать некоторых адаптаций, она очень походила на то, что подают в ресторанах Парижа. Следующие два часа пролетели незаметно. Луи ушел по своим личным делам спустя минут сорок после их прибытия в ресторан, тем самым дав возможность Эдмону и Кеннету пообщаться по душам. К концу ужина Кеннет, окрыленный встречей со старым другом и несколькими бокалами виски, настоял на продолжении банкета в баре на соседней улице. Кто такой Эдмон, чтобы отказываться от подобного предложения? Решено! Они идут в тот бар, потому что там потрясающий огневиски и прекрасная певица, что, по мнению Кеннета, было немаловажным.
Они проходили мимо достаточно плотно стоящих столиков и обсуждали события пятилетней давности, когда Эдмон остановился. Первое, что он услышал – это невероятно знакомый аромат французских духов. Затем, повернув голову, он увидел копну светлых волос и точеный силуэт.
– Ты иди, встретимся на улице, – Лейстрейндж кивнул своему другу и двинулся в сторону девушки, которая когда–то занимала особое место в его юношеском сердце.
– Ирен, какая встреча, – Эдмон возник из–за ее правого плеча и обворожительно улыбнулся. Следующая секунда – и он уже касается губами тыльной стороны ее ладони. Все как принято в высшем обществе. – Я присяду? – не дождавшись ответа, Лестрейндж отодвинул соседний с мадмуазель Шафик стул и сел на него. А вот тут его учитель по этикету неодобрительно покачал бы головой – ведь Эдмон не дождался разрешения. – Мир действительно тесен. Как поживаешь? – да, банально, но что еще сказать некогда дорогому человеку, с которым они не виделись уже несколько лет, лишь обменивались открытыми по праздникам?
Этот мир был прекрасен. Не смотря на то что в жизни Ирен было много взлётов и падений, она научилась оставаться на плаву в любой ситуации лишь потому, что умела вовремя отпускать то, что не может контролировать. Будь то с ней сейчас Сезаро или кто-то иной, она бы с равной долей вероятности всё равно осталась сидеть за этим столиком, горюя только о том, что раскрыла свой маленький, уютный осколок родного Парижа человеку не то чтобы недостойному, нет. Сезаро был хорошим парнем во всех отношениях, но он был, откровенно говоря, проходящим поездом, который останавливается на станции Ирен на пару минут, а далее... Далее едет своим путём. И понимая это, Шафик с лёгким сердцем закрывала глаза на все не сопряжения, на все расхождения её судьбы с судьбой горячего португальца.
Девушка сложила руки на стол и прикрыла глаза. Счет времени терялся в череде воспоминаний, навеянных атмосферой кафе, и Ирен почти забыла, зачем сюда пришла и с кем. Мягкий аромат выпечки обнимал уставшие плечи, успокаивал и словно шептал на ухо о том, что все будет хорошо, все будет как нужно. В эту симфонию врывался горячий запах свежего лукового супа, кажется, именно его подавали за соседним столиком. Единственное блюдо, которое не было в списке любимчиков, но даже это ему можно было простить за само присутствие его здесь, в неприглядном Лондоне, за тысячи километров от любимого дома. Ностальгия захватила юное сердце, и не позволила уловить знакомое движение у правого плеча. Сначала Ирен подумалось, что это Сезаро, но потом, словно, устыдившись своей ошибки, девушка вздрогнула и на автомате подала руку.
-Эдмон?.. - она глядела на своего друга, то ли спрашивая его о его же существовании, то ли удивляясь такой встрече. Её светлые глаза с лёгким прищуром скользили по такому знакомому лицу и в каждой его чёрточке находили подтверждение этому безумству. — Эд!
Ей так хотелось выскочить из-за своего места и по-девичьи повиснуть у парня на шее, вереща от восторга, от радости, от удивления, рассказывая все новости, горести, что происходили с ней всё это время, вдали от него. Но ей было далеко не шестнадцать лет, и что-то подсказывало, что широкой улыбки в данном случае будет вполне достаточно.
- Тесен, действительно, — Ирен обняла себя за локти, мимолётно бросила взгляд на тёмный уголок кафе, туда, где должны быть уборные, и вернула взгляд на Эдмона, ни единой мелочью не выдавая своих мыслей.
— Я вполне хорошо, что со мной станется? — её улыбка стала на мгновение тусклее, едва всплыли в памяти события этого дня. Что и говорить, она от части рассчитывала на повышение, и только сейчас стало ясно, что такой отказ её задел. Немного и совсем краешком, но всё же этого хватило, чтобы окончательно решить не связываться с Сезаро.
— А ты? Как ты, Эд? Мерлин, менее всего на свете я ожидала увидеть тебя здесь, да ещё и в этом кафе. Что же ты тут...
Лёгкое знакомое покашливание не дало ей договорить. В который раз за день Ирен позволила себе забыться и это сыграло с ней злую шутку. Неожиданная, невероятно приятная встреча со старым другом перекрыла своей интенсивностью необходимость небольшого рандеву с коллегой, и ощутимый укол совести теперь вынуждал девушку смутиться.
— Сезаро, — португалец без лишних приветствий и с явно натянутой улыбкой протянул руку Эдмону. В сторону Ирен он не смотрел, и она терялась в догадках, что именно из случившегося могло его так напрячь. Она ему ничего не обещала, не клялась в верности, тем более что и парой то они не были. Но сейчас поведение Сезаро было таким, словно кто-то подкатывал к его подружке.
— Сезаро, позволь представить, — Шафик зачем-то поднялась со стула, изящно и без звука его отодвинув, — Это мой друг детства, Эдмон Лестрейндж .
Девушка посмотрела на Сезаро, стараясь придать своему взгляду как можно более нейтральное выражение. Но как только она развернулась к Эдмону, то не смогла сдержать кроткой улыбки.
— Эдмон, это мой коллега, Сезаро Агилар. Мы работаем вместе.
Ничего более этого она уточнять не стала не только потому, что статус секретности не позволял раскрывать подробностей работы Отдела тайн, но и потому что в глубине души просто не хотела, чтобы эта часть её жизни каким-либо образом внедрялась в ту часть, в которой был Эдмон, Париж и кипа приятных воспоминаний, поделённых пополам. Это было равносильно осквернению, ведь происходящее здесь было происходящим без Эда, а значит, будто понарошку. Ей безумно нравилась её работа, но не то, что творилось в жизни вне её: серый Лондон и череда непонятных отношений. Вернее, для Ирен всё было ясно, как рецепт зелья от простуды, а сам Сезаро, видимо, что-то не понимал. Или не хотел понимать.
— Ирен, я тут вспомнил, что кое-что забыл на работе. А потом уже кое с кем договорился о встрече, так что..
Парень развёл руками и, простившись одним лишь кивком, что не был обращён ни к девушке, ни к Эдмону, а куда-то в пространство, удалился.
— Ладно.. — прошелестела потерянная Ирен в спину стремительно удаляющегося Сеза. С одной стороны, его уход был очень вовремя, потому что вот так просто отпускать Эдмона ей не хотелось. С другой — ей уже представился ледяной взгляд нового начальника и его саркастический тон по любому поводу.
— Ладно, — уже более твёрдо, озвучивая мысли вслух, девушка посмотрела на Лестрейнджа и вновь улыбнулась. — У меня, кажется, освободился вечер, чему я весьма рада. Может, сходим куда-нибудь, раз ты каким-то чудом оказался здесь?
Мир тесен, действительно. Кто бы мог подумать, что они встретятся в далеком и мрачном Лондоне спустя, Мерлин, сколько? Семь лет? Или восемь? Конечно, они поддерживали связь в виде открыток на Рождество и Дни Рождения, но на этом их общение практически свелось к нулю. Странно, да? Когда–то Эдмону казалось, что Ирен его тихая гавань и никто в мире его так не понимает. Она невероятным образом сочетала в себе нежность и стойкость, доброту и силу, изящество и упорство. Это всегда очаровывало Эдмона и именно за это когда–то в школе Лестрейндж по уши влюбился в молодую мадмуазель Шарфик. Все считали, что после Шармбатона они обязательно поженятся, нарожают детишек и будут жить свою тихую семейную жизнь. Это было бы правильно, учитывая их статус и ожидания, возложенные заботливыми родителями. Но после школы произошла смена приоритетов – Эдмон с головой ушел в семейный бизнес, а Ирен в науку. Иногда, мысленно возвращаясь в то время, Эдмон приходил к выводу, что по большей части он был виноват в их разрыве. Сложно строить отношения с человеком, который все дни, включая выходные, проводит на работе. Вероятнее всего, он попросту не оставил Ирен другого выбора, кроме как поставить точку в их отношениях. Как бы сложно это ни было. Радовало лишь то, что им удалось разойтись с миром и сохранить добрые и, в некоторой степени, дружеские отношения.
Их последняя встреча была вызвана печальными для семьи Ирен событиями – сначала не стало ее матери, а затем, спустя несколько месяцев, и дедушки. И хоть на момент похорон они уже несколько лет не были вместе, Эдмон все равно бросил все свои дела на ипподроме и пришел поддержать старого друга. А потом Ирен покинула родную Францию, и они больше не виделись. Вплоть до этого дня.
Эдмону было приятно видеть такую знакомую и очаровательную улыбку на губах Ирен. От нее веяло спокойствием, уютом и теплом. Хотелось так много спросить и так много рассказать. Столько времени прошло, Эдмон бы не сильно удивился, если бы Ирен была давно замужем и имела парочку детей. Несмотря на прежние чувства, он был бы рад, если бы она была счастлива с кем–то. Но, пожалуй, только не с этим мужчиной, который так беспардонно прервал их общение. Темноволосый волшебник с явным недовольством протягивал Эдмону руку и Лестрейнджу не оставалось ничего иного, как подняться со стула и ответить рукопожатием с очень добродушной улыбкой. Он давно научился скрывать свои эмоции и надевать маски при необходимости. И, конечно же, улыбаться, даже если хотелось кинуть в кого–нибудь Авадой Кедаврой.
– Очень приятно, – вообще–то нет, и Эдмон был уверен, что это взаимно. Сезаро не так хорошо прятал за улыбкой свое раздражение присутствием третьего лишнего, которое навряд ли бы испытывал просто «коллега». – Как жаль, что вы уже уходите. Друзья Ирен – мои друзья. Надеюсь, мы еще сможем познакомиться друг с другом, – по интонации Эдмона было не понятно, то ли он говорит серьезно, то ли иронизирует над и так недовольным мужчиной.
– Конечно, я с удовольствием составлю тебе компанию. Давай помогу с мантией, – Эдмон придерживает в руках главный предмет гардероба всех волшебников и волшебниц, помогая Ирен надеть мантию. – Приглашаю провести этот вечер со мной и моим другом. Пойдем, он ждет снаружи.
20 июня 1975 г.
Лондон
Приятно просыпаться с утра не потому, что «надо вставать», а от робкого касания солнечных лучей. Открыв глаза и переведя взгляд на пустую подушку рядом, он даже не испытал удивления. С Ирен часто было так – она ускользала от него ранним утром, оставляя после себя лишь аромат духов с нотками ambre и приятные воспоминания прошедшей ночи.
Ох уж эта женщина, – каждый раз думал Эдмон Лестрейндж, в одиночестве встречая утро.
Его день был неспешным – все рабочие дела в Лондоне близились к своему концу, поэтому у Эдмона появилось такое редкое, но от этого более ценное, свободное время. День начался с завтрака в ресторане роскошного отеля, в котором он остановился. Хотелось бы разделить его с Ирен, но увы. Сейчас их отношения были еще более запутанными, чем после Шармбатона. Последний месяц, что Эдмон находился с рабочими делами в Лондоне, они проводили много времени вместе, иногда вспоминая веселые школьные деньки, а иногда утопая в сладострастных поцелуях и чувственном сексе. Лестрейндж сам не понимал, в какой момент все пошло не по плану и когда они успели переступить невидимую черту. Возможно, со стороны могло показаться, что они вместе, но это было не так. Они просто хорошо проводили время друг с другом и ничего большего. Хоть Эдмону и было ни много ни мало 30 лет, он все еще склонялся к тому, что не создан для серьезных отношений или для семьи, к недовольству своих родителей. Они считали, что он давным–давно должен был женится, а Эдмон считал, что является самостоятельной единицей и не нуждается в человеке рядом с собой. И вообще, он женат на своей работе и не планировал что–либо менять. С Ирен, конечно, было хорошо, им всегда было о чем поговорить и над чем посмеяться, но они все это уже проходили одиннадцать лет назад. С тех пор больше свободного времени у Эдмона не стало.
Пешая прогулка до скрытого магией ипподрома была как нельзя кстати. С погодой сегодня повезло и на минуту Эдмон подумал о том, что, возможно, Лондон не так уж и плох. Но родной юг Франции был куда милее сердцу. Ипподром встретил Эда привычными звуками – ржали и фыркали лошади, кричали конюхи и наездники. Несколько часов заняли рабочие вопросы. Эдмону надо было подписать документы, сверить результаты прошедших соревнований и подготовить бумаги для отдела регулирования магических популяций Министерства Магии. Когда документы для Министерства были готовы, Эдмон забрал большую черную папку и направился к главе отдела. Эту процедуру нужно было проделывать каждый раз, когда приходилось ввозить или вывозить волшебных лошадей в Англии. К счастью, глава отдела был старым знакомым отца и это помогало миновать некоторые бесполезные и долгие бюрократические процедуры.
В Министерстве Магии жизнь бурлила. Повсюду сновали волшебники и волшебницы, обсуждая рабочие дела, летали заколдованные магические записки. К счастью, Эдмон был тут не первый раз и это позволяло ему уверенно маневрировать в толпе. Когда заветная печать на документах на вывоз волшебных лошадей была поставлена, Эдмон пожал главе отдела руку, пожелал хорошего дня и направился к выходу из Министерства. В главном Атриуме было еще более многолюдно, чем днем. Эдмон посмотрел на часы и с удивлением обнаружил, что уже шесть вечера, что означало конец рабочего дня в Министерстве. Пока Лестрейнедж отвлекся на часы, он не заметил, как прямо на него во всех лап несся маленький зверек, на шее которого висела золотая подвеска с огромным камнем. За нюхлером бежал молодой парень, очевидно, не слишком внимательный к своим вещам. Именно с ним лоб в лоб и столкнулся Эдмон.
– Да чтоб тебя Мерлин! – только что подписанные бумаги поднялись в воздух, а после разлетелись по полу.
– Простите, сээээр, – уже издалека крикнул юноша и скрылся в толпе, продолжая свои попытки догнать нюхлера.
– Растяпа, – недовольно пробурчал себе под нос Эдмон, потирая ушибленный лоб и наклоняясь вниз, чтобы собрать документы.
Она знала его. Знала все разновидности взгляда словно всегда смеющихся глаз. Знала оттенки улыбки, с годами ни чуть не потерявшей обаятельности. Каждый его вздох, поворот головы пробуждал в Ирен воспоминания, что надёжным оттиском отпечатывались в её памяти с самого детства. Она ловила на своём теле его прикосновения и каждый раз внутренне содрогалась от нахлынувших, неожиданно всплывших ощущений где-то на подкорке сознания. Так уже было когда-то, и вот сейчас происходит вновь. Чувства, точным движением отсеченные от сердце, настойчиво стучались в желании вернуться обратно, и.. Это пугало. Страх сковывал разум до боли в висках, и Ирен, сама того не желая, неосознанно наслаждалась этой болью. Когда тебе шестнадцать лет, и мир кажется таким волшебным и необъятным, когда первая любовь окрыляет и дарит ни с чем не сравнимые ощущения, можно простить себе слабость и поддаться на встречу этому сладком ветру. Когда тебе тридцать, ты забываешь, что такое любить. Ты забываешь, что можешь себе позволить ни о чем не думать, не сравнивать себя с тем человеком, которым когда-то являлся, которого когда-то давно любили. Ты не наслаждаешься чувством, а болеешь им, а любую болезнь, как известно, принято лечить. И Ирен лечила. Лечила как могла: никогда не оставалась у Эда до утра, тщательно дозировала их встречи и сводила на нет все потуги своей души отдаться этому мужчине целиком и полностью. И каждый раз, когда они оказывались в постели, когда поцелуи Эдмона доводили её до исступления и от полноты чувств хотелось плакать и смеяться одновременно, Ирен присутствовала с ним на половину. Второй же половиной смотрела на себя словно со стороны: "Мерлин, Ирен, очнись, успокойся, не позволяй себе влюбляться в него вновь, не позволяй дотрагиваться до своего сердца. И никогда не забывай уходить до рассвета "
Так она сделала и в этот раз. Едва тонкой ткани занавесок коснулись первые солнечные лучи, Шафик медленно и аккуратно высвободила себя из теплых объятий парня и ушла, полная надежды в следующую их встречу обойти тему секса и ограничиться лишь бестолковой, и оттого очаровательной, прогулкой. После того, как она встретила Эдмона в тот злополучный день, Лондон перестал ей казаться таким уж неуютным, и она с удовольствием стала открывать в нём тихие, наполненные пустотой отсутствия людей, улочки, небольшие парки и скверы, по которым так приятно было прогуляться вдвоём после рабочего дня... Да, именно вдвоём, ведь всё дело было не в Лондоне — конечно, нет — а в том, с кем ты этот город делишь.
На работе, к удивлению Ирен, было всё спокойно. Поначалу она думала, что тот случай с Сезаро выйдет ей боком: с работы ее, конечно, за такое не уволят, но отношения внутри коллектива испортятся, а находить в себе силы, чтобы терпеть ещё и это, было бы для девушки настоящим испытанием. Но время шло, встречи с Сезаро ввиду его новой должности становились всё чаще, а какого-либо отголоска его обиды в его общении Ирен не находила. Более того, при детальном рассмотрении поведения Сеза, ога не без удовольствие обнаружила, что тот оказывает недвусмысленные знаки внимания её коллеге, Виктории, которой он нравился уже пару лет. Взгляды, улыбки, смех — всё говорило о том, что этим двоим есть что между собой разделить, и это почему-то радовало. Прохладная к чужим чувствам, Ирен раньше не обратила бы на это абсолютно никакого внимания, но теперь чувствовала в своём сердце тепло, и это осознание не давало ей покоя. Что произошло с неприступной Ирен? Уж не дала ли трещину её каменная крепость, что возводилась с большим трудом столько долгих лет? Почему теперь её волнует чужое счастье и находит отголосок в её душе? В этом нужно было разобраться, причём с особой тщательностью, пока ответ сам не свалится ей на голову снежным комом, выбивая землю из под ног.
В тот день Ирен почти все рабочее время просидела за телескопом: вот-вот в поле зрения линз должна была появиться звезда, редкая гостья на их небосклоне. Встречая её как свою добрую знакомую, Шафик теряла счёт времени, и если бы для этой встречи пришлось ждать трое суток, девушка без зазрения совести ушла бы в круглосуточное дежурство. Когда дело касалось науки, всё отходило на второй, или даже на пятый, план: мелкие сияющие точки олицетворяли Ирен её саму, такие же красивые, такие же далёкие и такие же недостижимые. Именно такой она хотела быть, именно такой она решила казаться для всех. Для всех, кроме одного человека, на которого, казалось, не распространялись ни одни законы небесных тел. Сила притяжения к нему была настолько мощной, что ни скоростью, ни массой своего самообладания невозможно было избежать этого сближения. И когда заветная точка появилась в правом верхнем углу, Ирен, наконец, поняла: всё это время она думала лишь об Эдмоне, и никакая звезда не могла сравниться с ним.
Эта мысль страшила. Не хотелось вновь прирастать к этому человеку всей душой, а потом, абсолютно его понимая и принимая, отпускать, потому что ты — всего лишь ты, а работа — РАБОТА. Когда они расставались много лет назад, она почему-то точно знала, что наступит день, и они снова будут вместе. Как планеты движутся по своим точно выверенным орбитам, так и их судьбы, сделав петлю, обязательно встретятся. Но шло время, они расходились всё дальше, и в какой-то момент стало ясно, они слишком далеко теперь, и следующей встречи может и не быть. И Ирен смирилась. Теперь же приходилось привыкать к своему поражению.
В Атриуме было многолюдно — конец рабочего дня и всё стремились поскорее оказаться дома и снять строгую мантию. Ирен её спешила. Перед глазами ещё мелькало сияние мириады песчинок, и приглушённый свет главного хола был как нельзя кстати. Ей не хотелось домой и она в уме прикидывала варианты, озвучив которые, можно было бы остаться сверхурочно. Внезапный шум и звуки знакомого голоса вынули Шафик из водоворота собственных мыслей. Она обернулась на шелест разлетевшихся листков и не смогла сдержать улыбки.
— Что ты тут делаешь? — подобрав полы мантии, Ирен присела на корточки напротив Эда, чтобы помочь ему собрать документы. Бросив беглый взгляд на текст, она, не вникая в суть, кивнула.
— А, по работе. Конечно же, — в её тоне не было сожаления или осуждения, хотя мысль о том, что он пришёл за ней, кольнула где-то за грудиной и бесследно исчезла, оставив после себя солёный привкус разочарования.
— Ну, вот, кажется, всё.
Когда все бумаги были подобраны, Шафик поднялась и протянула не слишком аккуратную стопку парню. Она не знала, как выглядит сейчас, растрёпана ли она, бледна ли, сохранилась ли помада на её губах. Отчего-то хотелось предстать перед юным Лестрейнджем красивой женщиной, а не ударной работницей отдела тайн, но зеркала нигде не было, да и было бы глупо сейчас смотреться в своё отражение, в том время как весь её взгляд был прикован к Эдмону.
— И здравствуй. Кажется, я не поздоровалась с тобой. Как твой день?
— Что ты тут делаешь? — такой знакомы голос прорывается сквозь фоновый шум послерабочего дня и нестройный гул спешащих домой людей.
Эдмон на мгновение замер в том же положении, что и был тридцатью секундами ранее – на корточках, тянущийся к очередному белоснежному пергаменту. Почему-то он не ожидал встретить сегодня Ирен, особенно в Министерстве Магии. Хотя, какая же это глупость! Она работает в Министерстве и вероятность пересечься в Главном Атриуме была на 99% выше, чем случайная встреча во французском ресторане тремя неделями ранее. Для себя Эдмон пока не решил, был ли тот майский случай простым стечением обстоятельств или судьбоносным событием. Но самым большим вопросом для Лестрейнджа было то, стоило ли тогда возобновлять общение или лучше было бы оставить прошлое там, где оно и должно было быть – в прошлом. Можно же было отделаться парой шаблонных вежливых фраз, улыбнуться и разойтись своими дорогами. Но они выбрали другой, более извилистый путь, который вел в пока неизвестном направлении.
Эти размышления были слишком тяжелыми и шаткими для выстроенного годами внутреннего мирка Лестрейнджа. У него уже много лет все было четко и по графику – утром пробежка в лесу, примыкающем к его дому, или конная прогулка. После – чашка ароматного кофе. Далее – работа до тех пор, пока от нее не станет дурно. Но, честно признаться, Эдмону никогда не становилось дурно. Он мог сидеть в офисе до полуночи и уходить домой лишь потому, что глаза непроизвольно закрывались от усталости. Иногда его вечера проходили более интересно и разнообразно – на выставках, приемах, соревнованиях или аукционах. Нередко такие мероприятия заканчивались в компании какой-нибудь прекрасной дамы, но это никогда не было целью Эдмона, просто так складывалось. Также как не было целью построить с кем-то из них дальнейшие отношения. Лестрейнджа более чем устраивали единичные рандеву. Эти встречи не требовали от него каких-то душевных и эмоциональных затрат, к которым Эдмон не был готов. Он не хотел себе в этом признаваться, но расставание с Ирен много лет назад оставило сильный отпечаток в его душе и сердце, закрыв последнее за стальными дверьми без ключа.
— Ну, вот, кажется, всё, — Ирен протягивает хаотичную стопку листов пергамента, которую Эдмон берет у нее из рук. Его пальцы касаются тыльной стороны ее ладони и задерживаются на несколько секунд. — И здравствуй. Кажется, я не поздоровалась с тобой. Как твой день?
— Здравствуй, Ирен, — непроизвольно губы Эдмона расплываются в улыбке. Быстрыми и легкими движениями пальцев Лестрейндж приводит в порядок стопку невероятно важных бумаг в порядок и убирает ее в свою кожаную папку. Так будет безопаснее. — Рад тебя видеть. Я полагал, ты сегодня до ночи будешь занята на работе. Собственно говоря, я планировал поступить также. — Эдмон был готов работать когда угодно и сколько угодно. Даже если работы не было, как сейчас, для него не составляло труда найти, чем себя занять с пользой для семейного дела. Через неделю или, возможно, меньше, ему придется покинуть Лондон и вернуться во Францию. Скачки были проведены, результатами Эдмон, в целом, остался доволен. Были неидеальные моменты, которые он взял себя на заметку для дальнейшего исправления, но они были некритичными.
Не то, чтобы Лейстрендж будет тосковать по этому мрачному городу, но он был уверен, что точно будет скучать по Ирен. За последний месяц они сильно сблизились, и Эдмон пока не придумал, как рассказать ей о своем отъезде. Стоит сказать, что иногда в его голову закрадывалась мысль, что Ирен не сильно уж расстроится по этому поводу. Она была словно крепость – несмотря на то, что Эдмон хорошо знал ее, иногда сложно было понять истинные чувства и желания мадмуазель Шафик. В этом они были похожи.
— Но, если ты уже освободилась, мои рабочие дела могут подождать до завтра. Мы могли бы посидеть где-нибудь вместе. Или прогуляться. Что скажешь? – со стороны, должно быть, это была странная картина – двое волшебников, словно возвышающиеся над морем скалы, стояли посреди людского потока и, как ни в чем не бывало, вели беседу.
Ирен с лёгкой улыбкой наблюдала за Эдмоном, пытаясь сообразить, что за эту минуту она сделала не так. Было очевидно, что в нём что-то переменилось и как раз в тот момент, когда они столкнулись в Атриуме. Возможно, что он просто не ожидал её увидеть здесь, имея на вечер совершенно другие планы. Но она-то и не навязывалась, на самом деле, она просто собиралась пойти домой, выпить бутылку вина и лечь спать. Или не так: выпить бутылку вина и заявиться к Эдмону, чтобы там, кое-как перебарывая себя, наконец, порвать с ним. Если, конечно, она бы смогла свести их встречу к серьезному разговору, а не к постели, как обычно это и происходило. Но уверенность в том, что так дальше продолжаться не могло, всё крепла и крепла в душе девушки. Что между ними? Ирен могла ответить только за себя, но представляла, как их отношения выглядели со стороны. Идеальная пара, оба красивы, оба увлечены работой, оба – большие специалисты в своей сфере, оба – носители «тех самых» фамилий. Это был как раз тот самый фантик, красивая обертка, под которой, наверное, скрывалась пустота, в которой, как в вакууме, болтались частицы разрушенных когда-то её чувств. Они то собирались в единое целое, стоило парню лишь к ней прикоснуться, то разбегались вновь, едва за окнами начинал сиять рассвет. Ирен было больно от таких качелей, ей было муторно и некомфортно в новой ипостаси кратковременного увлечения Эда. Конечно, было бы лукавством утверждать, что сама Шафик не получала от их встреч удовольствие, но когда приятное опьянение проходило, наступала пора затяжного похмелья. И с этим надо было что-то решительно делать.
— Да, в начале дня я так и планировала, — вновь улыбнулась она Эдмону, тщательно скрывая свои мысли за тенью непроницаемости, — Но в этом больше нет необходимости. Я завершила все свои исследования, поэтому на этот вечер я свободна.
Девушка перевела дыхание и поправила мантию у самой шеи, запустив между кожей и тканью указательный палец. Она испытывала странную комбинацию чувств, нечто среднее между страхом и печалью, волнением и жалостью к себе самой. Внешне спокойная и уравновешенная, внутри Ирен разрывалась на кусочки, ведь Эдмон, так или иначе, был частью её жизни, частью её самой, и как пациент переживает перед ампутацией, так и она скорбела о предстоящем разговоре.
Взяв Эдмона под руку, Ирен повела его к каминным порталам.
— Если честно, на прогулку у меня не осталось сил, но я бы с удовольствием посидела в баре. Тем более, я знаю один очень неплохой. Думаю, тебе понравится. И он не французский!
Двое молодых людей стояли на пороге заведения, которое баром можно было бы назвать с огромной натяжкой. При первом взгляде на него, невозможно было сказать, жилое ли это здание вообще, или здесь только и обитали приведения да пауки. Оконные рамы были наглухо забиты досками, а дверь, судя по запылённой дверной ручке, словно не чувствовала ничьего прикосновения уже долгие, долгие годы. Шафик пристально смотрела на Эдмона, не без удовольствия наблюдая за выражением его лица. Год назад, когда коллеги показали ей этот бар с лаконичным названием «Ничто», она сама точно так же стояла в растерянности и пыталась сообразить, шутка ли это.
— Я не сошла с ума, Эд, — почти смеясь, Ирен похлопала друга по плечу. – Чтобы узнать, надо просто открыть дверь. Только минуточку… Здесь не жалуют министерских.
Девушка вынула волшебную палочку из кармана мантии и провела ею по воздуху прямо перед собой. Мгновение спустя её униформа сотрудника Отдела Тайн сменилась на короткое, ярко-красное платье в горошек. Быть может, даже слишком легкомысленное, чем сама Ирен, но за те несколько секунд, которые она потратила на раздумывания, ей пришло в голову, что если напиваться в такой компании, с горя ли, с радости, надо выглядеть потрясающе.
— Всё, теперь – вперед.
Едва её ладонь коснулась дверной ручки, как весь фасад бара, казалось, дрогнул и чары, коими было укрыто это место, пали. Теперь из-за двери слышалась динамичная музыка и разномастные голоса, а запахи, успев проскользнуть через раскрывающуюся дверь, с совершенной точностью утверждали, что тут могут вкусно накормить. Внутри помещение было полной противоположностью наружного вида: высокий потолок, пронизанный массивными деревянными балками, видавший виды лакированный пол, тёмно-бордовые стены, вдоль которых стояли дубовые круглые столики, за которыми уже сидели посетители. Ирен им махнула, как старым знакомым, и решительно двинулась к барной стойке, за которой, вдоль всей стены на стеклянных полках, ютились разномастные бутылки.
— Привет, Кайл, — поприветствовала она бармена, парнишку лет двадцати пяти. Тот улыбнулся ей и без каких-либо вопросов кивнул спутнику Ирен.
— Что будешь пить? – обратилась она уже к Эдмону, усаживаясь на высокий барный стул. – Хотя нет, позволь тебя сегодня угостить… Кайл, нам два огневиски, пожалуйста. Со льдом.
Ирен сложила руки на столешнице, закинула ногу на ногу и обернулась к Эду. Она смутно представляла, что он мог подумать, ведь этот бар совершенно не вязался с образом хрупкой, как льдинка, Шафик. Но она хотела удивить его, показать ему, что за столько лет она успела открыть в себе еще и эту сторону: простую, немного грубую, отчасти – неидеальную. Да и ей самой здесь было весьма уютно, а в том состоянии, в котором она пребывала в этот вечер, хотелось бы быть там, где тебе спокойно. И с тем человеком, с которым тебе спокойно.
Вы здесь » эффект бабочки » Эдмон Лестрейндж » жизнь всегда происходит сейчас // 20.06.1975